Сергей Есин - Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

А мы все жалуемся, что эпистолярный жанр угасает, истончается. Просто писать некому, да и, наверное, не о чем, достаточно что-то несвязное выкрикнуть в телефон. Я тут же Анатолию ответил:

"Дорогой Толя! Обычно я не веду с писателями переписку — как вы знаете и чувствуете, они скучны, завистливы и примитивны. Вы и мой читатель в Америке Марк Авербух единственные постоянные получатели моих писем.

Получил Ваше последнее письмо: спасибо!

Мне иногда кажется, что я сам себе пишу эти письма, радуюсь сделанному, восхищаюсь врагами и собой.

Есть дело: Вам, Толя, надо наладить связь с Вячеславом Огрызко, главным редактором еженедельника "Литературная Россия": [email protected], (8-095)200-23-24. Я послал ему ваш рассказ, и он готов его печатать. Сергей Есин".

Вечером допоздна читал мемуары Н.П.Михальской. Взялся за них с некоторым предубеждением: профессорские воспоминания очень немолодой женщины. А оказалось всё по-другому, и, в первую очередь, какая поразительная память, какой точный отбор деталей! Н.П. старше меня лет на десять с лишком. Описывает она прошлое, свое детство, это, оказывается тот же, что и у меня, район: Новинский бульвар, Арбат, площадь Восстания. Но эта разница в десять лет смыла бездну подробностей. Москва 30-х годов для меня всплывает как из небытия. Я бы никогда сам, казалось бы уже опытный писатель, не рискнул так подробно рассказывать, например, о своей родне, с такими деталями описывать обстановку, дворы, кухни, сорта мороженого, даже фантики от конфет. А всё вместе это очень интересно. Чтение продолжится еще дня четыре-пять, там 250 страниц, а я прочел пока 50. Но про себя решил: если буду писать настоящие мемуары, то сделаю их в том же духе: возобновлю, сконструирую, запечатлю — и в таком виде оставлю на всю жизнь. Подумал, что одно из лучших моих сочинений — "Мемуары сорокалетнего" — не надо, конечно, переписывать, но хорошо бы повторить еще раз, если, конечно, буду жив. Сколько я там выпустил нужного из-за стремления придать форме беллетристичность! Я, конечно, подозревал, что Нина Павловна — блестящий профессор, в разговорах поражался ее эрудиции, знал, что она пишет много учебников и вообще много пишет. Но учебники и проза — разные вещи, и в ее произведении я открыл для себя настоящего и мощного писателя. Посмотрим, что из этого будет дальше. По крайней мере, уже сейчас вырисовывается определенная линия уникальных мемуаров. Читая Н.П., я почему-то всe время держал в памяти мемуары Е.Я.

24 мая, вторник. События вокруг премий Москвы разворачивались по совершенно новому сценарию. В известной мере помощь пришла от Путина, реформировавшего Госпремию. Видимо (в схеме), мысль его была такова: хватит всё распределять между своей интеллигентской тусовкой, а если уж эта самая тусовка, подчиняясь не монаршей воле, а правилам псевдодемократизма, сама премии распределяет, то пусть и покрутится — не всем сестрам по серьгам (мы одну номинацию московской премии иногда делили чуть ли не на пять частей, чтобы никому не было обидно), а в каждой номинации отмечает одного, в крайнем случае двух творцов.

Пришли все: Вера Максимова, своей наивностью и чистосердечием похожая на В.С., мудрая, как черепаха, Инна Люциановна, Володя Андреев, Борис Покровский, у которого с Верой Максимовой вроде устанавливаются отношения, пришел и Андрей Порватов. На этот раз я изобрел для трудных случаев бюллетени с "да" и "нет" (голосующий отдает только половину листочка). Круг революционеров-интеллигентов очень узок: все готовы иногда проголосовать и по справедливости, как они её видят, рукой, но ведь тут же это разойдется в виде слухов, в каком бы закрытом бункере ни собирайся, поэтому решили иногда прибегать к тайному голосованию.

В Москве жарко, тем не менее, зная, что все придут с работы, наготовили бутербродов, из сейфа вынуты слабо початые бутылки водки и коньяка, купили кое-что из фруктов. Максим с Соней всё это хорошо и без восклицаний организовали. Максим — это особый разговор, мне нравится стоицизм его цели и поэзии (последнее вне обсуждения), но разберусь я в нем до конца еще не скоро.

Бесспорно, по факту самого письма, по сгущенной образности и поэтике, прошел Рома Сеф со своими двумя томами стихов: для взрослых и для детей. Еще раз выдвинута была Ветрова, надо бы уже премировать за настойчивость, но, возможно, она еще и художественно подрастет к следующему году, и я объединю ее с Арутюновым, Тиматковым и Лаврентьевым — парад молодежи!

В конечном итоге остались: в театре — Евгения Симонова и Сергей Голомазов — актриса и режиссер спектакля "Три высокие женщины" по Э.Олби. На этот раз ушла в сторону со своими концертными программами Алла Демидова. Мне кажется, многих она раздражает своим высокомерием и подчеркнутым, в манере всемирных звезд, поведением. Вспомнили ей во время обсуждения и чтение литературы А.Потемкина.

Проблемой в выборе лауреатов оказался и огромный раздел просветительской деятельности, и своеобразие раздела киноискусства. Если говорить о последнем, то совершенно не было "котлеты" — только "гарнир". Галя Евтушенко сделала фильм "Горе уму, или Эйзенштейн и Meйерхольд: двойной портрет в интерьере эпохи". Уже по заголовку видно, как много здесь заемных образов. "Горе уму" — это Грибоедов и Пушкин, "портрет в интерьере" — Висконти, "в интеръере эпохи" — тоже, если мне не изменяет память, кому-то принадлежит. Но важно еще и другое — здесь Мейерхольд, а в следующем кинопроекте, Плахова и Слободкина, "Маэстро, покоривший мир" — о Леониде Когане. Но и это еще не все. В разделе искусствознания монография Владислава Иванова, из Института искусств, — "Русские сезоны театра "Габимы"". Да к этому еще "Международный фестиваль искусств имени Соломона Михоэлса". На фоне многонациональной Москвы с "габимой" есть некий перебор… В конечном итоге после довольно объективных обсуждений совсем сняли кино: будет большой художественный фильм (а фильма не было со времен Аллы Суриковой, это уже лет пять) — будет и премия за кино. В искусствознании оставили замечательную книгу Алексея Борташевича о Шекспире в театре XX века. Естественно, я заглянул в книгу — и умно, и современно, и эрудированно, а главное, написано так, будто все время ныряешь из одной эпохи в другую, вообще — написано писателем. В просветительской деятельности оставили "Габиму", книгу-альбом о театре Маяковского "80 лет спектаклю". Я не ожидал, что комиссия откажет Александру Авдеенко и в целом "Экрану и сцене". Помню, как возникала газета, но оказывается, она стала уже не такой объективной, да и выходит нерегулярно.

Утром был семинар с обсуждением рассказа Володи Мешкова "В это же самое время". Поставил всем студентам зачет — теперь придется всех дотягивать.